При обсуждении 2-го закона термодинамики очень скоро выяснилось, что при определенных предположениях о свойствах молекул - носителей теплового движения - он может быть выведен средствами теории вероятности. Возник вопрос, как это может получаться из строго детерминированной (подчиняющейся однозначным законам) классической механики?

Обычно приводится рассуждение: если обратить все движения в противоположную сторону (перевернув также и магнитные поля), то статистическая система будет повторять свои предшествующие состояния в обратном порядке. Таким образом, классическая механика как будто допускает системы, в которых вместо выравнивания температуры будет наблюдаться увеличение температурной неравномерности.

Все здесь замечательно за исключением того, что осуществить это невозможно: классической механикой обращение скоростей категорически запрещено — вспомните: “любое тело сохраняет состояние покоя или равномерного прямолинейного движения, пока на него не подействует какая-либо сила”.

Изучение квантовомеханических явлений инициирует новые взгляды на проблемы обратимости (которые, вообще-то, должны были бы возникнуть и без квантовой механики).

Строго говоря, полная обратимость какого либо явления должна означать, что от этого явления не остается никакого следа — ни в человеческой памяти, ни в записях приборов, ни в других телах, т.к. все эти следы суть необратимые изменения соответствующих носителей памяти. Если в Вашем сердце загорится Солнце, а через некоторое время все вернется к исходному положению, то Вы этой вспышки даже не заметите!

Представления о существовании обратимых движений могут оказаться в определенном смысле полезными, хотя, на первый взгляд, мало к чему обязывающими.

Под видимой оболочкой необратимых проявлений может находится целый океан полностью и частично обратимых процессов. Тот спектр необратимых явлений, который мы видим, можно представить как результат действия определенных комбинаций упомянутых процессов. Наиболее грубо и явственно необратимость фиксируется изменением состояния атома, что может иметь своим продолжением химическую реакцию, поворот магнитного момента и т.п.. Можно, однако, представить, что имеются более тонкие изменения, улавливающие волны фаз задолго до появления 9-го вала. Этим могут объясняться экстрасенсорные способности отдельных людей. Такое объяснение, впрочем, покажется слишком прозаичным для людей, которые возвели в принцип невозможность научного подхода.

Скорость распространения обратимых взаимодействий не обязана быть ограниченной скоростью света, т.к. все измерения этой величины относились к необратимым его воздействиям. При этом острота корпускулярно-волновой проблемы квантовой механики просто перестает существовать.

Характер результатов квантовой механики становится в один ряд с характером результатов других наук: их детерминированность или вероятностность зависит от возможности точного описания влияющих факторов. Естественно, что волновое поведение частиц требует для своего объяснения существования квантовомеханических взаимодействий в структурах этих частиц.

Ясно, что те же выводы мы получили бы, если бы с самого начала не расширяли известные факты ограниченности скорости определенных взаимодействий на другие, даже еще неизвестные взаимодействия.

Заметим, что в изложенной концепции становится очевидным абсолютно необратимый характер классической механики.

В свете изложенного, вопрос о том, “прыгают” ли частицы по пространству, или волновые свойства присущи их внутренней структуре, допускает теперь некоторое третье представление: в едином бушующем мире, где частицы рождаются, взаимопроникают, взаимопревращаются и взаимодействуют друг с другом, где само понятие частицы определенного сорта часто зависит от неких джентльменских соглашений, неделимо-атомистические представления сами по себе теряют смысл; по-другому видится также и понятие “внутренняя структура”.

Из всего сказанного следует, что, если даже полная обратимость в чем-то и существует, то она никак не решает проблем 2-го закона термодинамики.

Если мы будем отрицать существование механизма образования температурных неравномерностей (или, как еще говорят, термодинамических неравновесностей) в известных нам условиях, то, в конце концов, все равно вынуждены будем признать существование такого механизма при других условиях, которые нормальная, недогматическая наука просто обязана найти. Ясно, что неполнота и ущербность наших теорий могут, кроме всего прочего, скрывать от нас и чисто практические возможности.

Бытующее предположение, что 2-й закон не абсолютен из-за бесконечности Вселенной, не соответствует ни масштабам, ни расположению реальной неравновесности окружающего мира: она выглядит пришедшей из прошлого, а не из бесконечности; кроме того его авторы весьма невнятно объясняют конкретный механизм действия своей модели.

По тем же причинам несостоятелен тезис о том, что 2-й закон неприменим для открытых систем: если в открытую систему не вносить термодинамических неравновесностей, то этот закон будет действовать еще неумолимей, чем в изолированных системах, причем это положение справедливо для сколь угодно больших объемов. Введение условия изолированности в классические формулировки 2-го закона по мысли первооткрывателей закона должно было придать этим формулировкам большую строгость, а вовсе не для того, чтобы оставить дальнейшим интерпретаторам лазейки для туманных заморочек. На самом деле изолированных систем в природе просто не существует: самый совершенный теплоизолятор беспрерывно вносит в статистическую систему хаос от столкновений с огромным количеством молекул стенки, в то время как для нарушения необходимых условий справедливости механической теоремы Пуанкаре достаточно и одной хаотической молекулы.